vladimirkhomitchouk

(продолжение)

Опустошилась она за ночь и затянувшееся до семи вечера утро. С перерывами на кратковременный сон и получение взбучек от тёть-Вали. Кузнец между тем ещё и умудрялся названивать в Минск «своей маленькой», клясться в любви и заверять её в том, что он не пьёт и не курит и что она же его знает... При очередном таком звонке хитрющий Вован тайком врубил на мобилке громкоговоритель:
—Кузнецов, ты уже в умат напился, да?
—Ну, что ты, маленькая моя. Как ты можешь так обо мне думать? Мы просто по чуть-чуть вина сухого, чтобы попрощаться.
—А почему «красавчик» гогочет?
—Он не гогочет, перекусываем мы, он подавился.
—Ага, от смеха.
—Нельзя так, маленькая моя, он же больной.
—И ты тоже. Вы оба больны на голову. Ты мне уже седьмой раз сегодня звонишь.
Настало время ужина. Друзья, чтобы не нагнетать обстановку, решили смыться из дома и поужинать вместе в ресторане на летней террасе в знак их вечной дружбы и преданности перед разлукой.
На террасе было полно людей, все громко разговаривали, смеялись, в общем, весело отдыхали перед предстоящими выходными. Новые пришельцы с трудом нашли свободный столик и устроились за ним:
—Так, Вован, с пьянством надо завязывать. Мне завтра на самолёт в Барселону, а оттуда через Вену в Минск. Надо в хорошей форме прибыть: маленькая моя не поймёт и не одобрит сегодняшнего варианта.
—Пьянству бой, я с тобой согласен.
Подошёл метрдотель. Они заказали ужин, сидели и болтали. О литературе на этот раз. Юрсан-Кузнец знал практически наизусть легендарный монолог профессора Преображенского из гениальнейшей повести Булгакова, а сцены из фильма «Собачье сердце» мог воспроизводить безустанно и мастерски. Они как раз смеялись над эпизодом, где Шариков читает «переписку Энгельса с этим... как его—дьявола—Каутским», когда официант принёс заказанные блюда и минеральную воду. Он принялся сервировать стол и стал невольным свидетелем безалаберного смеха друзей. Затем, уже уходя, бросил через плечо по-румынски:
—Русские свиньи.
Друзья опешили. Оба прекрасно поняли эту фразу: румынский принадлежит к той же языковой группе, что и испанский, оба языка берут свое начало от латинского и во многом схожи. Официант-румын наверняка думал, что эти два русских болвана толком-то и испанского не знают.
Первым возмутился Вован. Кузнец попросил его не начинать заваруху, по крайней мере, до его возвращения из туалета, и скрылся внутри ресторана. Вован остался один. Он был настолько ошарашен и возбуждён, что никак не мог прийти в себя. За двадцать пять лет эмигрантской жизни он впервые столкнулся с подобным открытым хамством по отношению к себе на почве национального происхождения. Испанцы, с которыми он практически сроднился, такого себе не позволяли. Официант, издавший унизительное восклицание, маячил неподалеку. Владимир вежливо подозвал его и произнёс по-русски:
—Почему вы только что оскорбили нас? На каком, собственно, основании?
—Я не понимаю языка, на котором вы разговариваете, — с издёвкой ответил официант по-испански.
Вован спокойно повторил вопрос, оттачивая каждое слово уже на испанском языке, а потом добавил по-русски:
—Да всё ты, сука, понимаешь. Нефиг тут прикидываться, урод. А то я тебе и по-другому могу всё объяснить! Понял, тварь ты мерзкая?
Румын ощерился и начал медленно огибать стол, приближаясь к озверевшему от ярости инвалиду с намерением то ли отвезти его на коляске в сторону, то ли ударить тут же. Неизвестно. Потому что между ними вдруг вырос Кузнец:
—Если ты, падла, сейчас хотя бы замахнёшься на моего маленького брата, я тебя изувечу, а потом просто убью.
Всё, конец истории – официант исчез, испарился.
Домой вернулись хмурые, не в духе. На расспросы Валентины Николаевны не реагировали. Потом чуть не передрались. Вован корил Юрсана за то, что тот встрял не по делу, Юрсан обвинял Вована во вспыльчивости и несдержанности. Спать легли врагами.
На следующий день рано утром Вован укатил на работу, прокричав матери, что провожать паршивца не намерен. Прошло утро, наступил предобеденный час. В офис позвонили, секретарша открыла дверь и провела клиента в кабинет Владимира. Тот оторвал глаза от компьютера и встретился взглядом с Юрием. Пришедший, не говоря ни слова, обнял его:
—Рыжий, я через полгода опять приеду. С маленькой моей. Не прогонишь?
—Куда я тебя прогоню... Ты инвалида от смерти спас!
Секретарша, которая внесла по привычке кофе с угощениями для посетителя, вряд ли узнает когда-либо, почему шеф и клиент, разомкнув объятия, покатились со смеху, и хохотали, не унимаясь, еще минут десять.

(продолжение следует)

vladimirkhomitchouk

==============================================================================================

vladimirkhomitchouk

https://proza.ru/pics/2015/09/15/1807.jpg

Крик.

Автор: Владимир Хомичук.

Крик вырвался непроизвольно. Надорванный, животный, злой...
Впрочем, сама ситуация не располагала к такой моей выходке. Друг, ну не так, чтобы очень закадычный, а может быть и не друг, просто хороший приятель, однокашник – в институте на одном факультете учились – пригласил в гости. Не виделись давно. Раньше встречались довольно часто, выпивали вместе, разговаривали, травили анекдоты и, конечно же, ржали от души.
И всё путём, как сейчас выражаются. Посидели, вспомнили прошлое. Приятель познакомил с маленькой дочуркой, которую я ещё даже не видел. Обалденное создание, говорит на двух языках одновременно и постоянно их путает. Болезнь всех детей, родившихся в эмиграции. Забавно было с ней разговаривать, серьёзная такая, всё норовила узнать поподробнее, откуда это новый дяденька такой взялся. Вопросов выпалила сразу целую обойму, да ещё и повторяла их, слушаясь родителей, поправляя слова, и оттачивая произношение.
– А почему ты раньше не приходил?
– Тася, нельзя незнакомому дяде сразу «тыкать». Ты должна к нему на «вы» обращаться, – вступилась в разговор мама рыженькой девочки со вздёрнутым носиком, усыпанным веснушками-конопушками.
– Почему?
– Ну потом, когда вы подружитесь, сможешь и на «ты» перейти.
– Так я же всех взрослых дядь и тёть на «ты» называю.
– Это на испанском. Здесь так принято. А сейчас ты на русском языке общаешься, да и дядя – тоже русский.
– А ещё неизвестно, подружимся мы или нет. Ты хочешь со мной дружить? То есть... вы хочешь? Ой, вы хочи..те, нет, вы хоотиите?
– Хочу, – рассмеялся я. И давай сразу на «ты», не будем усложнять себе жизнь.
– Правильно. А... можно? – девчушка посмотрела на мать.
– Хорошо, с этим дядей можно, он наш друг. Но только с этим. А с другими русскими будь добра!
– Ладно.
Было очень приятно и интересно. Друг недавно квартиру купил. Большую и удобную. Ипотека, правда, тоже была большой, но не очень удобной. На эту тему в основном и проговорили весь вечер, передвигаясь из одной комнаты в другую, а затем уже сидя за столом, ужиная и попивая отменное сухое красное вино. Ну почти как в былые времена. Потом началось... Слава богу, жена и дочка к тому времени отправились в другую комнату по своим делам.
– Ну, а с работой у тебя как? – спросил я.
Лучше бы не спрашивал. Отвык, подзабыл, что это излюбленная тема Андрея. Как только он садился на своего «конька», все остальные темы, предметы и люди меркли. Остановить его было уже ну просто невозможно. В принципе, говорил он всегда одно и то же. Работ Андрей поменял много, был прекрасным специалистом в своём деле, одним из лучших даже. Но о каком бы месте работы он ни говорил, новом или старом, всегда выходило одинаково мерзко. Да ещё и коряво, потому что человек с высшим образованием, говорящий на двух иностранных языках, почему-то скатывался на сквернословие. Он не ругался матом, он на нём разговаривал. Причём делал это упоительно и непроизвольно. Работал Андрей слесарем. Но не в этом, наверное, суть. Дело он свое любил, относился к нему бережно и с уважением. Только вот одно ему мешало – тщеславие.
– Руки у этих испанцев из задницы растут, понимаешь. Ни хрена не рубят, идиоты. Я ему объясняю – здесь подточить надо сперва, потом срезать угол и тогда уже шлифовать. Нет, блин, куда там, я же для него никто, переселенец драный.
Такой вот фаршированный руганью монолог мог продолжаться бесконечно, до посинения. После выдачи неизменных в своём негативе поименных характеристик трудовым соплеменникам затрагивалась тема зарплаты. Зарплата страдала и кукожилась под бременем отглагольных прилагательных: «прилагался» Андрей к ней сочно и со смаком. Платили ему всегда, по его словам, ничтожно мало, меньше, чем другим.
– И потом, прикинь, когда немцы приезжают, ну типа клиенты или купцы, меня же ещё и переводчиком определяют, а бабло за эту, совсем другую работу, где? В жопе, то есть в кармане у суки-шефа.
Во всём и везде был виноват начальник, который, мало того, что ни в чём не разбирается, так ещё и расист.
– Андрюха, ну ты же не негр, не азиат, в конце-то концов, – не выдержал я и на этот раз. Как всегда, ошибся. Дальше разговор переходил на личности.
– Да чё ты гонишь? Как был всегда задавалой, так и остался, эгоцентричный ты наш.
– А при чём тут я?
– И при том, и при этом. Ты никогда не даёшь до конца договорить, вечно перебиваешь, чтобы какую-нибудь заумную хрень вставить. Ну давай, а я уж послушаю.
«Н-да, поговорили два товарища после долгой разлуки», – подумалось мне. Хотел было остановиться, но почему-то продолжил:
– Ты затронул интересный вопрос, Андрей. Считается, что эгоизм – это плохо. Я не думаю, что любовь к себе плоха по определению. Все мы любим себя с малых лет. Ну и что в этом нехорошего? Если ты любишь себя, значит будешь развивать и лелеять свое «я»: заниматься самовоспитанием, самообразованием, усовершенствованием собственной личности. И к тому же, всё зависит от того, ЧТО или кого человек подразумевает под эти самым эго. Ведь мы не существуем в замкнутом пространстве, нас окружают дорогие нам люди, но если человек включает их в определение своего «я», то это уже и не эгоизм вовсе. Во всяком случае, не чистой воды. Самому себе ты ведь не возжелаешь зла? Значит не возжелаешь его и ближнему своему, если он вхож в твое эго. Мне кажется, что никто и никогда не делает ничего из бескорыстных побуждений. И тот, кто утверждает обратное, тот просто лицемер. Ему-то самому ох как нравится чувствовать себя хорошим и добрым, помогая другим! А что это, если не эгоизм?
– То есть, ты хочешь сказать, что любая услуга и подмога другому человеку оказывается из любви к себе, что ли?
– Не стоит так упрощать, но, в сущности, да. И чем больше других в тебе, чем чаще ты помогаешь им, тем быстрее срабатывает механизм навыка или шаблона. И делать добро становится привычкой.
– Ну, ты даешь. Белиберда какая-то!
– Пап, а что такое белибедра?
В дверном проеме стояла Таська с выпученными глазками и полуоткрытым ртом.
– Не белибеДра, а белибеРда. Это слово означает что-либо нестоящее, несуразное, запутанное или глупое, – опередил я растерявшегося от неожиданности отца семейства, который тут же добавил перцу во щи:
– Чушь, ахинея, вздор и бессмыслица это, доченька.
– Значит дядя глупый? А как же я буду с ним дружить?
– Я не глупый, Тася, я просто смешной, папа именно это и имел в виду.
Маленькая егоза постояла еще немного, внимательно оценивая ситуацию и поглядывая то на меня, то на отца, буркнула свое архисерьёзное «ладно» и ускакала.
– Вообще-то, это не белиберда, Андрей, но не будем спорить. Так и быть, остановимся на том, что это просто казуистика.
– Хорошо, но ты упомянул в своей лекции слово «лицемер». Это что, в мой адрес?
– Да нет, конечно. Просто я говорил о том, что многие люди не решаются напрямую признать эгоистичность своих или чужих поступков и начинают нести настоящую чушь и ахинею, как ты правильно заметил только что, о благих намерениях во имя чего-то или кого-то, часто упоминая в качестве примера не себя любимого, а кого-либо из знакомых, родственников или друзей. Но! Имеют-то они в виду именно себя, а не других, хороших и нравственно чистых людей. Желание казаться лучшим за счёт ближнего, притворяться святошей и чистоплюем в угоду устоявшимся на протяжении истории развития человечества моральным канонам и есть лицемерие. Классический пример этому – знаменитое утверждение «В Советском Союзе секса нет».
– Ну наконец-то! Давай лучше об этом.
– О чём?
– О нём родимом, о сексе. И женщинах, а то надоел ты уже со своей казуистикой, блин.
И об этом поговорили тоже. Потом Андрей рассказал пару свежих анекдотов, которые умел мастерски приправлять, помимо ядреных междометий, интонациями и паузами. В общем, хорошо провели время, и я стал собираться домой. Вызвал такси, и мы спустились вниз. Таксист вышел, чтобы помочь с инвалидной коляской, и Андрей, возможно потому, что был навеселе, вступил с ним в беседу.
– Вот такие вот дела. Друг мой,.. – он кивнул в мою сторону. – Мы вместе в Испанию приехали, русских в Сарагосе и в помине еще не было. Мы первые с ним были. А оно видишь, как обернулось...
И по щеке приятеля, которого я не видел уже лет пять, потому что он просто отвернулся от меня, когда случилась беда, и сказал в своё время моей верующей маме, что она совсем не знает родного сына, а Бог – он всё видит, покатилась театральная, большая, лицемерная слеза.
Вот тогда, уже сидя в такси, я и закричал. Водитель отъехал немного, потом притормозил, повернулся ко мне и сказал: «Я бы на твоём месте, братан, и не так ещё зарычал».

vladimirkhomitchouk

==============================================================================================

vladimirkhomitchouk

https://proza.ru/pics/2015/08/26/1872.jpg

Есть у меня друг.

Автор: Владимир Хомичук.

Автор картины "Tango, 2008-2009, acrilic, canvas, 114x195" - Сяргей Грыневіч (Sergey Grinevich)

Есть у меня друг. Познакомились мы лет двадцать назад, когда я только приехал в Сарагосу и ещё не привык к здешним людям, их привычкам и юмору. Луис, журналист местной газеты был достаточно известной личностью в кругах интеллигенции и ценителей изобразительного искусства. С ним обошлись несправедливо — уволили с работы, когда он тяжело заболел. Но писать и публиковать свои статьи и литературные зарисовки он продолжает и сейчас. Даже я, иностранец, часто зачитываюсь его острыми, меткими, замешанными на легкой иронии очерками. Недавно, попивая холодное пиво на летней террасе бара, он рассказал мне удивительную историю.
Его сосед Эдуардо, талантливый скульптор по профессии и балагур по природе, неожиданно пропал. Перестал отвечать на телефонные звонки, не появлялся в баре, где они вместе обедали каждую пятницу в кругу знакомых и приятелей. Луис не на шутку забеспокоился: соседу недавно исполнилось восемьдесят девять лет, ходил он с палочкой, его каждый день посещала сиделка. Луис стал названивать детям и родственникам Эдуардо — безрезультатно, никто ничего не знал. Уже собрался обратиться в полицию, когда раздался телефонный звонок.
—Здравствуй, Луис... Мне очень нужна твоя помощь, — раздался грустный, потерянный голос Эдуардо.
—О боже, наконец-то! Ты где? Что случилось?
—Я влюбился.
—Слушай, где ты? Отвечай немедленно!
—В Барселоне, и мне нужна твоя помощь.
—Что надо делать?
—Через полтора часа я приеду в Сарагосу на поезде. Встреть меня. В кармане не осталось ни гроша, не знаю, как домой добраться, – пешком я не дойду.
Луис вылетел, как ошпаренный, на улицу, поймал такси и помчался на вокзал, хотя до прибытия скоростного поезда AVE оставалось ещё около часа. Он и сам-то ходит с трудом после болезни, быстро устаёт и часто нуждается в физической помощи посторонних людей, а тут ринулся помогать соседу.
Подошёл поезд. Луис нервничал, сгорая от нетерпения увидеть бедолагу-друга. Тот с трудом спустился на перрон, опираясь на элегантную трость. Луис обалдел от удивления: соседа трудно было узнать. Во-первых, эта резная деревянная трость вместо простой палочки, потом дорогой светлый костюм, явно сшитый на заказ, уложенные гелем седые волосы. Правда, горбился по-прежнему, внимательно выбирая дорогу в толпе пассажиров. Но когда они наконец-то поздоровались и обнялись, Эдуардо выпрямился и приосанился. Луис посмотрел на него и вновь опешил – перед ним стоял человек с незнакомым доселе взглядом. В тёмных, молодецки нагловатых глазах искрилось счастье.
Они присели в привокзальном кафе.
—Рассказывай, не тяни, — прорычал Луис.
—Она стала еще красивей, чем раньше.
—Кто?
—Пилар, моя первая любовь, а теперь последняя. Нет, не последняя — опять первая, и навсегда.
Луису было умилительно смешно и интересно слушать этого старика, помолодевшего лет на десять за одну неделю. Именно столько он провёл в Барселоне, где теперь жила Пилар, тоже разведённая, оставшаяся одна и всё ещё любившая путешествовать и знакомиться с людьми. Встретились они, конечно же, случайно, в Сарагосе, на концерте известного пианиста. «Ага, случайно, ну-ну», — хихикал про себя бывший журналист, но вида старался не подавать, кивал в ответ и энергично жестикулировал в знак согласия с каждым словом влюблённого соседа.
Эдуардо узнал её сразу. В глазах помутнело от наплывших воспоминаний и зародившегося в один миг нового, сильного притяжения к этой женщине. Она сидела неподалеку и слушала «Сентиментальный вальс» Чайковского с грустной улыбкой на красиво очерченных губах. Музыка и облик забытой, но вдруг оказавшейся рядом юношеской любви сразила Эдуардо — он заплакал. Концерт они не дослушали. В антракте Эдуардо, убедившись в отсутствии рядом какого-либо соперника, подскочил к Пилар и буквально выволок её на улицу. Целовались они долго, по-детски нежно, едва прикасаясь друг к другу губами. Потом договорились встретиться в Барселоне через неделю. Эдуардо начал энергично готовиться к новой встрече с любимой.
—Луис, я потратил все свои наличные сбережения.
—Судя по-твоему прикиду, сбережения были внушительными.
—Нет, ты не понял. Не на одежду, а на... таблетки, специальные.
В Барселону пришлось ехать на автобусе: денег действительно катастрофически не хватало. Слава богу, Пилар догадалась снять недорогой номер в отеле и заранее оплатила его на неделю вперёд. Осмотр достопримечательностей Барселоны, который они вместе тщательно спланировали, на отеле и закончился. Из номера они не выходили всю неделю.
—Она богиня! Богиня любви! Как она красива! Прекрасна, обворожительна! — не умолкал ополоумевший Эдуардо.
—А, теперь я понял, почему вы не вылезали из номера.
—Из кровати, Луис, из кровати.
—Угу... Ну и как?
—Замечательно, небесно! Но случилась катастрофа. Поехали домой, кстати. Я потом тебе расскажу. Она должна мне позвонить на домашний телефон. Боюсь пропустить.
Катастрофа заключалась в том, что женщина, уставшая и измождённая ласками нашего героя, попыталась встать с кровати и упала. Неудачно приземлилась и сломала шейку бедра. Эдуардо отвёз её в больницу, где она и осталась, ожидая операции, а он вынужден был вернуться домой в Сарагосу.
С тех пор прошла ещё одна неделя. Эдуардо из дома не выходил: всё ждал звонка. В суматохе парочка где-то потеряла мобильные телефоны. Луис приходил к нему каждый день, помогал, чем мог. Они подолгу разговаривали. Вернее, говорил в основном Эдуардо, а его друг внимательно слушал и лишь иногда задавал наводящие вопросы.
—Я только сейчас понял, что такое любовь, какое это огромное, всеобъемлющее, прекрасное чувство. Во мне не страсть проснулась, не думай, и не смотри на меня как на выжившего из ума старикана. Во мне появилось столько нежности и заботы о другом человеке и ответственности, что ли, за ее судьбу рядом со мной, что я и думать ни о чём другом не могу.
—А чего же ты столько бабла на «специальные» таблетки угробил?
—Ну, я же всё-таки мужчина, нельзя было ударить в грязь... —робко отвечал Эдуардо.
В субботу сосед радостно объявил, что операция прошла удачно и он опять уезжает в Барселону. Луис попытался пошутить:
—Вижу, дело идет на поправку. Когда свадьба?
Эдуардо вдруг помрачнел, вернее, посерьёзнел. Долго думал, прежде чем ответить. Посмотрел Луису прямо в глаза и твёрдо произнёс:
—Нет, пусть хоть пара лет пройдет — попривыкнем к друг другу, притрёмся... Не хочу я её больше терять!

vladimirkhomitchouk

=============================================================================================

vladimirkhomitchouk

https://proza.ru/pics/2021/08/22/1273.jpg

Рожденный помогать.

Владимир Хомичук.

По мотивам дружеской исповеди Р. Амстиславского

Мальчик был скорее удивлен, чем напуган: ноги плохо слушались, бегать он не мог, да и ходил с трудом, прихрамывал. Как-то он спросил у мамы:
— А почему у меня не получается, как у всех? Что со мной? В чем я виноват?
— Ни в чем ты не виноват, Рома. Тебе прививку от полиомиелита сделали, когда ты еще совсем маленьким был. Годик с лишним, да. Так вот, пошло там у врачей что-то не так, и она дала осложнения.
— Прививку от поли… чего?
— От болезни такой, когда детки ни руками, ни ногами двигать не могут.
— У меня с руками проблем нет, — выпучил глаза мальчишка, оглядывая ладони и шевеля пальцами.
— И с ногами не было бы, но так уж случилось, сынок. Главное, живой ты и смышленый у нас. Ты только не кручинься, учись хорошо, и все у тебя в жизни получится.
Мамины слова глубоко засели в сознании ребенка. «Реветь и жаловаться я точно не буду!», — подумал он, сжимая кулаки.
Им с мамой пришлось много ездить по стране: папа умер, когда Ромке было всего-то год с хвостиком, а ему нужна была специальная физиотерапия и грязевые ванны. Так он попал на Северный Кавказ, где жила его бабушка. У бабули был свой собственный дом, старенький совсем уже. Увидев его, Рома сразу сказал: «Я буду его чинить!» Он был поздним ребенком и единственным мужчиной в семье. Это заставило с детства принимать вот такие волевые решения.
Ему захотелось побольше узнать о своих родственниках, он начал приставать ко всем с расспросами. В разговорах с бабушкой узнал, что дедушка до революции служил в царской армии, был унтер-офицером и служил в Тифлисе, а после Великой Октябрьской вступил в ряды Красной армии и переехал с женой, то бишь бабушкой, в Ставропольский край, в этом самый дом, где они сейчас находились.
Здесь мальчик познакомился с двумя ребятами, Гариком и Лешкой. Первый был из зажиточной семьи, вырос в двухэтажном особняке, у отца — местной милицейской шишки — была собственная машина (предмет особой роскоши по тем временам). Гарик щеголял в джинсах и модных кроссовках. Лешка же рос в простой рабочей семье, ничем таким особенным похвастать не мог. По прошествии лет Роман совершенно случайно встретился с ним на каком-то деловом приеме, едва узнал в директоре крупной фирмы приятеля детства, они разговорились, речь зашла и о Гарике.
— Гарик наш искурился сперва, а потом и на иглу подсел, совсем плохо ему сейчас, — сказал Алексей. Роман и ответить-то ничего не смог от удивления и досады.
Так вот, в первый класс Рома пошел в Георгиевске. Ходить в школу ему нравилось: там было интересно, друзья, девчонки красивые такие, предметы интересные всякие — история, например, его очень увлекла. После уроков он бегал смотреть на памятники и старинные здания: все пытался представить себе, как царь Ираклий Второй подписывал Георгиевский трактат между Россией и Грузией.
Второй класс пришелся на Махачкалу. Рома с удивлением узнал, что раньше город назывался Петровск-Порт. Старики-дагестанцы утверждали, что во время Персидского похода тут был лагерь самого Петра Первого. В книжках Ромка прочитал, что раньше в городе существовало только четыре улицы. В центральной части они были вымощены булыжником и освещались керосиновыми фонарями. Здесь располагались каменные и кирпичные дома, в которых жили чиновники, офицеры и священнослужители, богатые горожане. На остальных улицах царила непролазная грязь, а летом — пыль, тучи мух и комаров. От бани была прорыта канава, по которой грязная вода стекала в море. В городе одиноко ютилась всего одна библиотека с несколькими тысячами книг, зато повсюду было свыше двух десятков питейных заведений.
А после революции город переименовали и благоустроили.
Но больше всего в детстве мальчика поразил другой город — Баку, где он закончил уже четвертый класс. В Баку повсюду была уйма кафе, там он с приятелями глотал мороженое и облизывался от удовольствия. Какая вкуснятина! А вечерами, когда палящее солнце уходило за горизонт, люди собирались на набережной и отдыхали от тяжелого жаркого дня. Вечерами пили чай в хрустальных стаканчиках. Он сразу понял, что чай имеет особое значение для местных жителей. В любом азербайджанском доме ему, как и любым другим гостям, первым делом предлагали этот напиток. Застолье всегда начиналось с чая, им же оно и заканчивалось. Ромка полюбил пить его из национальной посуды — стакана «армуду», который по форме напоминал грушу, а само слово и переводилось так же. Такие чаепития продолжались до поздней ночи, взрослые играли в нарды и шахматы, гортанно переговаривались друг с другом.
Там же в Баку он полюбил фотографию. Днем на улицах было много фотографов, которые снимали детей и отдыхающих, они все знали мальчишку Рому, и дарили ему свои работы. Вообще, все люди здесь были очень гостеприимные, добрые. В Баку не было привычки закрывать двери на ключ. А любого человека, который приходил с визитом, сначала сажали за стол, угощали чаем, а потом уже спрашивали, к кому он пришел, и чем нужно помочь.
На набережной был виден морской порт, туда приплывали большие красивые паромы. Вот бы прокатиться по морю на таком пароме! Однажды они с мамой купили билеты и отправились в плавание через Каспийское море. Паром был огромный, как восьмиэтажный дом. Внутрь его заезжали составы поездов и грузовые машины. Ух ты! Они прошли в шикарную двухместную каюту и даже не заметили, как паром отчалил от берега. Весь вечер и ночь они плыли, а утром следующего дня прибыли в Туркмению, город Красноводск. Назывался он так в честь залива, в водах которого было много планктона с отчётливым розовым оттенком. Ещё раньше здесь был форт русской армии Шагадам, предназначавшийся для укрощения туркменских кочевников.

(продолжение следует)

vladimirkhomitchouk

(продолжение)

В школе Рому неожиданно привлекла еще и физика почему-то. Уж очень занимательно было представлять окружающий мир с другой, невидимой стороны. Особенно восхищало все, что касается энергии. Когда его спрашивали, почему, он отвечал, что энергетика — это сила, которая двигает мир вперед. Занимался он усердно, и именно раннее увлечение физикой и другими точными науками изменила всю его жизнь: повзрослев, любопытный мальчик превратился в энергичного мужчину, стал предпринимателем и учредил процветающую компанию, работающую в сфере энергетики.
Но произошло это гораздо позже, сейчас же Роман, уже юноша, стал очень часто призадумываться. Ведь в силу того, что передвигался он на костылях, зачастую приходилось сталкиваться с отвержением, презрительным снисхождением к себе… и к другим людям, которым было еще труднее: они жили в инвалидных колясках. «Ну как же так! Почему так мало понимания, терпимости вокруг?», — кричал он беззвучно внутри себя и не находил ответа. И тогда постепенно в голове начала зреть решимость изменить мир и общество, хотя бы рядом с собой, с тем местом, где он живет. Паренек решил помогать инвалидам, детям, да и просто обездоленным людям. Но что он может? «Надо начинать с самого себя!», — пронеслось в голове. С этого момента Роман стал действовать. Он получил прекрасное высшее образование, заочно окончил торгово-экономический университет и поступил в высшую школу психологии. Затем пришлось работать.
Вообще-то обеспечивать себя он начал уже давно, еще в юношестве. Его всегда привлекала фотография, и как искусство, и как жизненный промысел. Так что начал он с профессии фотографа. Жил Роман тогда в Киеве, очень полюбил этот город, неустанно щелкал Крещатик, Киево-Печорскую Лавру, фонтаны на знаменитой киевской «пейзажке» и людей на их фоне. Люди в Киеве оказались открытыми, радушными, с юмором. Интересно было сравнивать разные национальности — белорусов, русских и украинцев, например. Ведь и в Минске он побывал, а в Москве родился и прожил там довольно долгое время. Он искренне считал, да и сейчас так думает, что эти народы братские, во многом схожие, и делить им нечего.
Помыкавшись с множеством рабочих мест и там и сям, Роман решил взбираться на гору финансовой самодостаточности. «А то, как же я людям помогать стану без гроша в кармане? Я, скорее всего для этого и родился, другого и не хочу вовсе», — размышлял он, прокручивая в мозгу короткометражный план создания собственной строительной компании. И создал, было это в 1999 году, перед началом нового столетия, нового века и в его жизни — трудовой, личной и другой (общественно-политической), о которой постоянно стал думать в последнее время. Начало бизнеса было трудным, как и все в те годы. Поэтому Роман приобрел себе грузовичок «Газель» и давай гонять его по стране, перевозя самые разнообразные товары и грузы. Работы он не чурался никакой: родители c детства привили ему науку о том, что любая профессия, какой-бы она не была, дворника или врача, требует уважительного отношения к себе, а еще лучше — любви. Если она есть, тебе обязательно воздастся.
Шли годы, мир менялся, родная страна тоже. Очень. Настало время пускать основательные корни. Он уже был женат, подрастали собственные дети. Роман переехал в Пензу, учредил там электромеханический завод, стал его генеральным директором и принялся налаживать производство электротехнического оборудования трансформаторных подстанций. Бизнес закрутился. И тут ему, неугомонному и ни на минуту не забывшему о своем главном предназначении, пришла в голову мысль о том, что завод — это и есть та ступенька, которая позволит ему узнать реальные потребности нуждающихся в помощи простых людей, особенно инвалидов. Он ринулся в общественную жизнь.
Это оказалось захватывающим. Ведь сделать надо так много — благоустроить дома для людей с ограниченными физическими возможностями, наладить их быт, дать им возможность заниматься плаванием и другими видами спорта, ездить на экскурсии. У себя на заводе Роман взялся за проект по ремонту инвалидных колясок. Он сам видел в поездках по городу и близлежащим поселкам, как мучаются люди от поломок в этом жизненно важном для них транспорте и нехватке ремонтных мастерских. Ему подумалось, а пусть рабочими будут сами инвалиды, они как никто разбираются в тонкостях этого дела. Так и сделал, теперь на заводе стали заниматься бесплатным ремонтом инвалидных кресел и последующей их доставкой по необходимым адресам. А еще здесь изготавливают и устанавливают пандусы, и для конкретных людей, и для общественных зданий.
В общем, его собственная жизнь набирала стремительные обороты, и он стал задумываться о политике, вернее, о своей причастности ко всему, что происходит в родной стране. Особенным образом на него влияли дети. Напоминали ему о своем собственном опыте. Неповинные ни в чем, жаждущие радостных мгновений, эти маленькие существа заставили его своими большеглазыми взглядами взяться за организацию праздников, концертов, спектаклей, соревнований и экскурсий для них. Он полюбил дарить детям с ограниченными возможностями подарки на Новый год.
Вскоре Роман Амстиславский вступил в партию «Единая Россия» и с 2018 года является помощником депутата Законодательного Собрания Пензенской области. Его назначили советником губернатора на общественных началах по делам инвалидов.

vladimirkhomitchouk

=========================================================================================

vladimirkhomitchouk

https://proza.ru/pics/2021/04/15/1251.jpg

Руки прочь от Кубы!

Владимир Хомичук

К моему столику в баре «Ла Бодегита дель Медио» подошел мужчина средних лет. Он извинился и попросил разрешения разделить со мной свободное место. Я кивнул. Неприметная с виду кафешка, как всегда, была забита людьми до предела: тем, кто хочет получить нетривиальные ощущения от Гаваны и от Кубы в целом — именно сюда. Это место с исключительной атмосферой. И раскрывает свои козыри уже при самом входе. Обстановка здесь очень по-гавански домашняя. Не зря тут любил сидеть, попивая любимый мохито, Эрнест Хэмигуэй. Бар-ресторан, чье название в переводе означает «Винный погребок в центре» располагается в Старом городе, на улочке Эмпедрадо, недалеко от знаменитого гаванского собора. Тут есть традиция — никогда не красить стены, поскольку каждая является произведением искусства, запечатлевшим исторические события и автографы знаменитых личностей. Кто тут только не побывал!
— Меня зовут Диего. И раз уж мне выпала сегодня роль оккупанта, позволь пригласить тебя на стаканчик мохито, — сказал он, улыбаясь.
— Ну что ж, буду совсем не против, — ответил я.
Диего встал, с трудом протиснулся к барной стойке, затем вернулся с двумя стаканами этого восхитительного напитка. Держал он их в поднятых кверху руках, защищая от случайных толчков.
— Вот, удалось не разлить ни капли.
— Отлично. Давайте выпьем за знакомство. Владимир, — представился я.
— Владеющий миром, значит.
— Вы знаете русский?
— Немного. Я учился в Москве.
— Вы журналист, скорее всего.
— Да, и давай перейдем на «ты».
— Хорошо.
— А как ты догадался?
— У тебя вид газетчика, а не военного или инженера.
— Физиономист ты, однако.
— Да нет, просто сюда в основном люди искусства ходят. Я имею ввиду кубинцев, а не иностранцев.
— Ты прав, мы очень любим здесь собираться и болтать обо всем на свете.
— Я тоже люблю поговорить и послушать.
— Замечательно! Я боялся, что буду неправильно истолкован, если начну задавать вопросы, касающиеся твоей страны.
— Я спокойно отвечу на все твои вопросы, Диего. Но и ты не обессудь. У меня их тоже много накопилось за полгода.
— Ты здесь всего лишь полгода? И так хорошо говоришь по-испански?
— Я его в институте изучаю, а здесь на практике.
— Ясно. Тогда нам обоим будет интересно.
— Думаю, что да.
Просидели мы с моим новым знакомым до самого закрытия. Диего расспрашивал о перестройке, я интересовался его мнением о настроениях молодежи на Кубе. Это было в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Боже, как летит время! Кажется, вчера ведь все было. Я прекрасно помню этого веселого, интеллигентного и очень любознательного журналиста. Могу закрыть глаза и мысленно увидеть его образ. Он поразил меня тогда своими суждениями о происходящем в мире. В отличие от многих других соотечественников Диего не спешил приветствовать и одобрять реформы Горбачева, осторожно высказывался насчет того, что рушится большая сильная держава. Несколько раз употребил слова «развал» и «распродажа», касаясь темы нововведений в Советском Союзе.
— Мне очень странно это от тебя слышать. Можно сказать, я впервые встречаюсь с такой точкой зрения, а что ты думаешь об обстановке в твоей собственной стране? — спросил я.
— Я совсем не собирался тебя в чем-то убеждать, просто делюсь своими соображениями. И во многом потому, что очень беспокоюсь о будущем своей родины.
— Что именно тебя настораживает?
— Куба – единственная страна в мире, посмевшая и сумевшая противостоять американскому гиганту под самым его носом. И во многом благодаря советской поддержке. Нам придется очень трудно без вас.
— А с чего ты взял, что мы не будем больше вам помогать?
— Потому что вы, скорее всего, скоро сами станете капиталистами.
— Ну ты даешь! После многолетнего, почти векового системного строя это вряд ли возможно.
— Тем не менее, все к тому идет, по-моему.
Бар уже закрывался, мы стали прощаться. Договорились встретиться на следующий день, но как-то не пришлось. Первое слово, которое вбивается в память людям, приезжающим на Кубу и не знающим испанского языка, — это «маньяна». Значение слова очень простое: «завтра», но весьма неточное в кубинской интерпретации, относительное, я бы сказал. Обещанная маньяна может наступить через два, три, а то и четыре дня. С Диего она вообще не объявилась.
Общежитие, в котором я обитал, состояло из двух корпусов, их разделяла огромная терраса, выходившая прямо к морю. Там собиралась студенческая братия после занятий в университете. Помню, как по приезду на Кубу я отправился туда на разведку. Первое, что меня поразило, — это огромное количество женского пола самого разного посола. Нет, парни, конечно, тоже были, но девушек было очень много. И все они разговаривали. Это сборище прекрасных нимф напоминало весёлое шапито. Белокурые польки забавно перекидывались радостными полушипящими фразами, перемежая их задорным смехом, огненно рыжие чешки о чём-то мило мурлыкали с темнокожими анголками, одетыми в национальные костюмы, напоминавшие картины импрессионистов. Рядом сидели в креслах-качалках или покачивались в шезлонгах загорелые феи из самых разных стран Латинской Америки. (Продолжение следует)

Администратор запретил отвечать гостям на сообщения! Для регистрации пройдите по ссылке: зарегистрироваться