quentin

Уважаемая команда сайта «ПРОЗА. РУ», посылаю вам свои три рассказа.

Это - «Серфинг», (был опубликован в Калининграде в журнале «Запад России»), второй рассказ – «Я только посмотрю и вернусь», ( был опубликован в «Антологии Калининградского рассказа»). Третий рассказ - «Пека» (не был опубликован нигде. Пока.) Ни один из рассказов не был опубликован в Интернете.

С уважением Палетте Евгения Валентиновна (автор «Алиби»).

Хотелось бы, чтобы рассказы были опубликованы на сайте.

quentin

Евгения Палетте

c е р ф и н г

С тех пор как, медленно кренясь и выпрямляясь, прокатила последняя волна, прошло минут пятнадцать.

Слегка приподнявшись на ней вместе с поплавком серфера, Кир все еще оставался лежать лицом вниз

Покачиваясь, будто время, от времени пытаясь заглянуть за горизонт, поплавок, казалось, не двигался с места. На всякий случай Кир проверил шверт. Шверт был опущен. И хотя ветра почти не было, Кир теперь знал, что далеко поплавок отнести не должно.

Иногда ветер все же появлялся, неизвестно откуда, мелко рябил воду, перераспрелеляя на ней солнечные блики и впадины.

На береговой полосе хорошо видного дикого пляжа появлялись небольшие песчаные бури. И девушка, в светлом платье, принималась ловить руками свою то и дело пытавшуюся взлететь юбку. А две старые женщины. идущие берегом, и время от времени наклоняясь, поднимая и подолгу разглядывая что-то - свои панамы.

Янтарь, наверное, собирают, подумал Кир, и снова увидел хорошо выраженный песчаный тайфунчик. Следом за тайфунчиком, теперь уже рядом, громко плеснуло что-то похожее на волну. И опять стало тихо.

Откуда прилетал ветер и куда улетал, определить было невозможно.

Солнце было еще высоко.

Пятнадцать тридцать, опробовал определить время Кир, поглядев на горизонт и вспомнив

своего тренера по парусному спорту Юру. Юра ошибался минут на пятнадцать, да и то редко.

Пятнадцать тридцать, снова подумал Кир, продолжая глядеть из-под руки на линию горизонта.

Горизонт был чист с утра. Ни хорошей волны, ни облачка. Только короткая ,будто судорожная, рябь от налетавшего с разных сторон ветра.

Кир вспомнил, как когда-то за городом видел коня, которого кусал овод. У коня по телу тоже будто пробегала рябь.

«Живая материя и раздражение», вспомнил Кир название темы из программы по биологии. Что-то трепетнуло в нем острым, уже определившимся чувством недовольства собой или чем-то, что еще предстояло понять.

До вступительных экзаменов в Университет оставалось недели три. И хотя в аттестате у Кира было всего две четверки, биологию надо было учить. Там много чего такого, неопределенно размышлял он об этом предмете.

Еще один день, беспокойно подумал он. Еще день зря. И тут же почувствовал над собой зонт брызг не то холодящих, не то обжигающих и без того опаленную солнцем кожу.

Только теперь. справа от себя, Кир услышал плеск. Пологая, темная, с редкими. расплывающимися в разные стороны островками пены, будто поднявшаяся в каких-нибудь десяти-двадцати метрах от него, с самого дна, и вдруг передумавшая бежать дальше, волна крупно и будто нехотя. перевалила сама через себя, и пропала.

Еще раз взглянув на горизонт. Кир прыгнул в воду. Поплавав и уже ухватившись руками за противоположный борт серфера. чтобы, подтянувшись, Лечь на доску грудью, Кир увидел Дементия. Одноклассник и приятель Кира Дементий стоял на берегу и, показывая на воображаемые, на руке, часы, звал плыть к берегу.

Кир позвал к себе.

quentin

В теплом воздухе над почти ровной поверхностью воды далеко были слышны голоса и звуки

- Ну что? Так и нет? – спросил Дементий, уже усаживаясь на поплавок рядом.

- Сам видишь, какие волны, - сплюнул в воду Кир, безнадежно глянув на горизонт.

- Да. Не тот ветер,- опять сказал Дементий.

Оба замолчали, глядя на воду.

Дементий меньше, чем Кир, ростом, смуглее и как-то круглее своего приятеля, благодаря бритому черепу и слегка будто согнутым в коленях ногам. Один глаз Дементия прищурен от нестерпимо ярких на воде бликов, другой, тоже прищуренный, но, судя по всему, не до конца, изучающее глядит на Кира.

-Слышь, Кирюха, - говорит Дементий, - Может, ничего такого и не было. Бывает же. Показалось. Не мог ты отсюда видеть Атлантику. Ну, сам подумай. Ну, остров Борнхольм. Ну, Ла-Манш, - не веря самому себе, говорит Дементий. – И то – даль, будь здоров! А то Атлантика. Да еще какое-то там «то» побережье. Ты что, за дурака меня считаешь? Это на нашей-то мелкой, средиземной волне? - будто что-то допуская, и опять не вполне доверяя себе, медленно говорит Дементий.

- То была настоящая океанская волна, - говорит Кир, глядя на приятеля так, что не поверить ему невозможно. – Не заходят, скажешь, сюда океанские волны? – говорит он. и смотрит на Дементия.

Дементий молча пожимает плечами.

- Я был тогда на самой ее вершине. – снова говорит Кир, - Даже в какую-то минуту н а д ней. Тогда и увидел.

- Яхту? С синим гротом и красным стакселем? – недоверчиво и затаив дыхание, спрашивает Дементий.

- Да. С синим гротом и красным стакселем,- подтверждает Кир.- Она шла курсом бейдевинд, правым галсом. Юго-западнее меня.

- И яхтсмена видел?

- Конечно. Дальше, чем сейчас тебя, но хорошо видел, - говорит Кир, снова глянув на горизонт. Он был высокий, почти такой же, как я. У него светлая челка, загорелое лицо.

Одет во что-то яркое. На парусе – «1Л5-197».

- И он тебя видел? – как и три дня назад, спрашивает Дементий.

- Видел. Конечно, видел. Поднял руку и крикнул – «О, Кей!», - тоже, как и три дня назад, говорит Кир. – Но я не успел ответить. У меня чуть тогда доска не ушла, - сделал Кир жест рукой, из которого становилось ясно, что он. на мгновенье оторвавшись от доски в воздухе, едва успел снова стать на нее ногами. А когда это произошло, яхты уже не было видно.

- Выходит, я теперь должен ему «О, Кей!», - с сожалением говорит Кир, и теперь уже украдкой, глядит на горизонт. Потом переводит взгляд на берег, где только что поднялся над землей и пропал новый песчаный тайфунчик.

- Интересно, с какой это стати он крикнул тебе «О, Кей?» - открывает свой второй, бывший до этого прищуренным глаз Дементий, - За какие такие заслуги?

- При чем здесь заслуги? – смотрит на Дементия Кир и удивляется, насколько его собственная, до предельной черноты загоревшая кожа, светлее, чем у Дементия.

- Может, он обрадовался, что увидел человека, - как можно более безразлично говорит Кир. – Он же был на яхте один. А может, я ему понравился, - не зная, чтобы предположить еще, говорит он опять.

- Понравился. Скажешь тоже. Что-то другое ему понравилось. – умолкает Дементий. – Хотя у тебя ведь опознавательных знаков нет, - говорит он через минуту, снова в чем-то опровергая самого себя.

- Конечно. Я же без паруса.

quentin

- Тогда что-то другое, - примирительно говорит Дементий.- Но все равно непонятно.

- Можно представить, что ты кого-то там увидел. В Атлантике, - опять без доверия к самому себе говорит Дементий. – Но то, что он поднял руку и крикнул «О, Кей!», понять не могу.

- Да. Именно так он и поступил, - намеренно удлиняя фразу, чтобы скрыть уже появляющиеся в голосе призвуки раздражения, говорит Кир. – Он вот так поднял руку, - при этом Кир показал, как именно яхтсмен поднял руку, - И крикнул «О, Кей!».

- Все-таки непонятно. И Юра не понимает, - не успокаивается Дементий. И Кир снова вспоминает о тренере.

- Растрепался, - думает Кир, снова поглядев на Дементия и подумав о Юре, который до сих пор, кажется, все хорошо понимал.

Не рассказал ли он еще матери или отцу, думает Кир о Дементии, но не спрашивает. Теперь они молча сидят на поплавке, и глядят на воду.

В воздухе по-прежнему жарко. Горизонт безнадежно чист.

- Брось ты, Кирюха все это, - говорит Дементий. – Лучше в Университет готовься, а то просидишь. А время уйдет. А что, если и вправду не дождешься? – еще немного подумав, спрашивает он.

- Дождусь. Не завтра, так послезавтра. Должен дождаться, - помолчав, говорит Кир.

- Слышь, Кирюха. Я тут тебе один том принес. Там про раздражение хорошо написано,-

неожиданно говорит Дементий. – Для вузов, - продолжает он. – Вон, видишь бабок? –

спрашивает Дементий, показывая на берег, где все еще что-то поднимали и разглядывали старушки в панамах. – Когда плыл сюда, им отдал. Классная книга. Там прямо по всем вопросам ответы есть. Да! - вспоминает Дементий – Твоя мать звонила. Просила тебя найти. Ты, говорит, своему дяде Семе обещал какой-то ягодник показать, а сам ушел неизвестно куда. Ну, в общем, я понял, что дядя Сема вибрирует, а матери неудобно

- Да. Приехал вот. Три дня назад.- говорит Кир. И его последующее молчание даже ему самому не кажется безразличным.

- К нему поедешь? – вдруг спрашивает Дементий, зная, что дядя Сема, муж родной тетки Кира по матери, преподает философию в одном из вузов, и еще задолго до того, как Кир твердо решил стать биофизиком, обещал ему стопроцентную поддержку и помощь.

- Правильно, - не дожидаясь ответа, говорит Дементий.

И оба долго глядят на воду.

Длинная зеленая водоросль, покачиваясь то слева, то справа по курсу серфера, подплыла теперь к самым ногам Кира. Отдернув ногу, он качнул поплавок. Из-под водоросли вынырнул и ушел на глубину длинный черный угорь. И Кир увидел отраженную на лице Дементия собственную брезгливость.

- Тебе хорошо, - снова заговорил Дементий, - У тебя первый разряд по парусу. Отец. Мать. Дядька. А у меня – одна мать. Да и учился я хуже.

-Поступишь,- говорит Кир, думая о чем-то своем.- Ты, как говорила наша математичка, толковый. В политехническом как раз такие нужны, - ободряюще улыбается Кир.

- А ты, как говорила она же, - произносит Дементий. – Талантливый. Чуешь, Киря, разницу?

- И то и другое – относительно, - почему-то снова вспоминает Кир про коня, которого кусал овод. – Талантливые, - продолжает он, - Как говорит дядя Сема, неврастеники. Это-то и есть их самое уязвимое место. Опять же говорит дядя Сема, - усмехается Кир, - К таланту нужно что-то еще.

- Известно, что. Связи, - почти радостно, верно, оттого, что так все хорошо понимает, говорит Дементий. – И у тебя это тоже есть.

- Какой же это талант, если ему нужны связи? – сплевывает в воду Кир.

quentin

- Ну вот. Уже и дергаешься. Выходит, дядя-то прав, - начал было Дементий, но мысль развивать не стал.- Талант – явление делткатесное, - только и сказал он, по известному своему обыкновению, слегка переиначивая слова. Но, как и всегда, Кир его понимает.

В то же мгновенье откуда-то, тоже, будто со дна, и с расстояния десяти-пятнадцати метров, поднялась и упала на поплавок небольшая волна.

Дементий поплыл к берегу, пообещав прийти завтра и снова захватить том, в котором написано про раздражение.

Удержавшись на поплавке, Кир лег теперь на него животом вниз. Но пролежал недолго, вернулся на берег. И остался ждать.

Часа через два, так и не дождавшись волны, и, поставив серфер в яхтклуб, Кир возвратился домой.

Выглянувшая из кухни мать, ни слова не говоря, молча кивнула на дверь комнаты, и тут же снова прикрыла свою. В кухню. Кир понял – за дверью комнаты, на которую указала мать, дядя Сема.

Когда, слегка пригнувшись, потому что всегда задевал о проем двери головой, Кир вошел в комнату, там, за большим круглым столом, под оранжевым, с кистями, абажуром, сидел Семен Семеныч.

Кир видел, что книга, которую дядя держал в руках, распахнулась как раз в тот момент, когда он, Кир, вошел.

И несмотря на то, что на его приход дядя будто не реагировал, Кир видел, что дядины густые, многокустистые, черные брови, нависавшие над глубоко и как бы на разных уровнях расположенными глазами, чему способствовали также и высокие, и тоже на разных уровнях расположенные надбровья, сделали попытку соединиться.

Расположенные таким образом один выше другого глаза, отчего лицо всегда имело выражение ведущего допрос с пристрастием человека, делали вид, что читают книгу именно на той странице, которая была открыта. Конечно, Кир был немного виноват, но говорить об этом не хотелось.

- Как море? – первым спросил Семен Семеныч, не отрывая взгляда от книги.

Удивительно, что он не спросил «Как погода?». подумал Кир. Он всегда начинает с этого.

- Море? Ничего. Ветра нет, - честно ответил Кир на врасплох заставший его вопрос.

- Тебе нужен ветер? – спросил дядя, не поднимая глаз от воображаемого чтения.

- Нет. Не нужен, - как можно более безразличным тоном сказал Кир, стараясь понять, знает ли Семен Семеныч, что именно он, Кир, делал на море.

- Тогда я хотел бы, чтобы завтра б ы л ветер, - сказал дядя с укором. И поднял на Кира свои всегда вопросительные глаза.

Теперь и Кир, в свою очередь, смотрел на него вопросительно.

- Тогда уж ты обязательно покажешь мне то, что обещал. Или тебе нужно заниматься? Если заниматься, я не настаиваю. Но ведь нам многое надо обсудить. Правда?

- Правда, дядя Сема, - сказал Кир, надеясь, что отвечает на все вопросы сразу. – А где отец? – спросил он, не дожидаясь ответа.

- Кирилл, сколько раз я просил тебя не называть меня дядей Семой. Для тебя я - Семен Семеныч. Мы ведь не состоим с тобой в кровном родстве? – почему-то захохотал он, низко откидывая вниз челюсть и обнажая желтые. крупные, без единого пятнышка. зубы. – Какой же я тебе «дядя»? И вообще. Ты казался мне интеллигентным малым. Да! Будешь делать документы, обязательно укажи, что у тебя первый разряд по парусу.

Догадывается, что ли, подумал Кир.

- Где отец? – спросил он снова.

- Сейчас будет. Он должен принести мой багаж. Кое-что я отправлял багажом. Ты знаешь.

Кир помнил об этом. Дядя говорил о багаже еще три дня назад. Сразу, как приехал.

quentin

- Понятно, - сказал Кир, проходя во вторую, меньшую из двух, комнат

- Кирилл, пойди, помоги мне, - позвала из кухни мать.

Взглянув на мать, в первую же минуту Кирилл понял, что ей нездоровится. Сейчас, в отпуске, она выглядела хуже, чем, когда была на работе.

Крупно вьющиеся ее волосы, обычно уложенные, сейчас были схвачены гребешком, как попало. Под светлыми глазами тенями лежали круги.

- Мам, дай я, - перехватил у матери Кир жаровню.

- Осторожно. Тут жаркое с грибами. Семен Семеныч любит. Сейчас отец придет. Есть будем, - устало говорила она, - Что ж это ты, Кирюша? Обещал ведь. Ты б его не сердил, ей богу. Скоро экзамены.

- Да ну его. Каждый год ездит. Зачем отец на вокзал пошел? Лучше б уж я.

- Тише. Услышит,- сказала мать, садясь на табуретку.

На плите что-то булькало, суетилось, норовило поспеть в срок.

Кирилл сел. Долго смотрел на мать. Немного передохнув, сидя рядом с ним на складном брезентовом стуле, теперь мать снова пошла к плите.

- У нас новость, - сказала мать, - Отец на год за границу в командировку едет. Семен Семеныч уже и заказ сделал. Что-то ему там привезти надо. Отец и еще один инженер из КБ, - снова сказала она, посмотрев на Кира зеленовато-голубым взглядом, когда Кир, чтобы опередить мать, поднял и подал ей оброненную вилку. И он вспомнил, что матери всего сорок восемь.

- Когда? – спросил Кир про командировку.

- Через месяц. У тебя уже все будет ясно.

- Конечно, - понял Кир. Мать говорила об экзаменах.

- Да. Уже все решится, - снова сказал Кир. И опять возникшее чувство вины, почти стыда, стало определенней.

- Все будет нормально, мам, - сказал он, на мгновенье воодушевившись.

- Мам, я сегодня Ленку видел. В педагогический собирается. Тебе привет – сказал он вдруг, зная. что матери с первого класса нравится эта девочка.

- Она тоже была на море?

-Нет, я ее в городе встретил, - проговорил Кир, думая о том, сказал или не сказал матери обо всем Дементий.

- Семен Семеныч дома? - вдруг спросил, просовывая голову в дверь кухни, неслышно вошедший отец. – Пусть берет свой багаж, - сказал он, увидев Кира. – Наконец-то, сказал он снова, теперь обращаясь к сыну.

Кир поднялся. Стал, по школьной привычке, прямо. Долго глядел на отца.

- Ничего себе, - сказал отец, поравнявшись с сыном плечом.

Плечо отца было на одном уровне с плечом Кира.

Больше отец не сказал ничего.

Ему, как и Киру, говорить не хотелось.

Обедали поздно.

Отец, как всегда, ел неслышно, так и норовя оставить на тарелке половину того, что ему положила мать. Время, от времени поднимая от еды свои светлокоричневые, как у Кира, глаза, он быстро встречался с ним взглядом и также быстро переводил глаза вниз, не говоря ни слова.

quentin

Мать будто не ела вовсе. Она едва касалась вилкой то салатика, то огурчика, то грибочка, осторожно подносила то или другое ко рту, будто все еще только пробуя, потом быстро взглядывала на дядю Сему, стараясь определить по его лицу, все ли вкусно.

Перехватив очередной такой материн взгляд, Кир в который уже раз убеждался, что определить что-нибудь по дядиному взгляд невозможно. Можно лишь, затаив дыхание

от вкусности и ответственности момента и потихоньку попросив добавки у матери, медленно, медленно нанизывать на массивную серебряную вилку с витой, украшенной чернью, ручкой то грибок, то кусочек баранины, то пропахшую луком картошку, и, отправляя все это в рот, слушать, как все, более форсируя дыхание, время от времени обнаруживает себя дядя. То подвинет к себе вилкой соль, то намажет густой горчицей ломоть черного хлеба, то с шумом отодвинет от стола стул, на котором сидит, издавая странный звук - смесь вздоха и чмоканья, названия которому Кир не знал.

Уже не в первый раз Кир ловил себя на мысли, что ему нравилось наблюдать за дядей.

Это не было ни восхищением, ни желанием запомнить, ни, тем более, подражать. Это было одно из тех сомнительных удовольствий, которое иногда испытывает человек, наблюдая за другим, который сейчас, в эту минуту, делает то, чего никогда не следует

делать. Киру нравилось, перехватив иногда дядин, исподлобья, и всегда вопросительный взгляд, устремленный на остатки столового серебра, тщательно оберегаемого матерью и

состоящего из трех столовых, двух чайных ложек да пары вилок, додумывать, как ему казалось, дяди Семину мысль до конца. Кир ни на минуту не сомневался, что когда-нибудь дядя Сема попросит подарить ему эти ложки и вилки на память об их гостеприимной, двухкомнатной квартире, о том, как хорошо его здесь принимали, и еще будут принимать, потому что он, дядя Сема, нигде больше отдыхать не может. Потому что родная сестра его жены Каси – это все-таки родная сестра его жены Каси... И все это, разумеется, не имеет никакого отношения к тому, что он, Семен Семеныч, обещал свою поддержку Кириллу. И мать в благодарность за то, что он приезжает к ним каждый год, с Касей и без Каси, что он жив и здоров, а главное - что он помнит о н и х, подарит ему свою одиннадцатую часть полного набора столового серебра, самую большую свою драгоценность. Так же, как года два назад отдала на обратную дорогу дяди почти всю свою зарплату.

Что именно так все и будет, Кир никогда и нисколько не сомневался. И оттого с демоническим удовольствием ловил разнолинейный взгляд дяди Семы. С удовольствием, потому что только он один догадывался, как все будет. Когда к удовольствию примешивалось отвращение, Кир смотрел куда-нибудь в угол, или просто опускал глаза.

Вот прекрасное возражение тем, кто думает, что удовольствие и отвращение – взаимоисключающие понятия, подумал Кир, подставляя к себе поближе стакан с недопитым компотом, стараясь делать это так, чтобы никто не видел. Кир не любил откровенно чревоугодничающих людей, как и тех, кто откровенно сморкался. Что было, как ему казалось, почти одно и то же.

Продолжая потихоньку подглядывать за дядей, Кир обнаружил еще одно, им раньше недооцененное занятие – глядеть на дядину шею.

Немного поразмыслив о том, какие бывают шеи, он обнаружил их великое множество –

длинные, короткие, тонкие, толстые, гладкие, морщинистые, нервные, трепетные, меланхоличные, шеи-основания, шеи-опоры, подвижные и нет, кривые и грациозные, просящие, багровые от негодования, поникшие от унижения или стыда, несгибаемые и не-согнувшиеся, или делающие вод, что согнулись. Но еще, думал Кир, бывают шеи, которые всем своим видом, и даже самим своим существованием утверждают, что не бытие определяет сознание, а сознание – бытие. Такая шея была у Семен Семеныча.

В меру полная, гладкая, розовая, верхнюю часть которой украшали два небольших, но выразительно оттопыренных ушка, будто это были не ушки, а два розовых мизинчика, которые Семен Семеныч, будучи за столом, всегда держал чуть-чуть на отлете.

quentin

Шея Семен Семеныча была воплощением здорового состояния духа и полной уверенности в себе.

А ведь студентам говорит, наверное, что бытие определяет сознание, думает Кир, глядя на дядю Сему и стараясь не встречаться с ним взглядом. Но в какое-то время взгляд дяди Семы, случайно уклонившийся от фаршированного перца, встречается со взглядом Кира, и Кир старается выразить, по крайней мере – равнодушие. Хотя и ненавидит себя за это. Он вспоминает свое уже почти четырехдневное ничегонеделание, стыдный обман матери, отца, дяди Семы, может быть, себя... И еще больше ненавидит себя.

В устоявшейся тишине кто-то передвигает стул, и Кир не может отделаться от ощущения чего-то неудобного, мешающего ему глядеть на дядю.

Включенные радио в кухне и приемник в комнате, торопясь и перебивая друг друга, давно уже вносят диссонансную тему в эту так и не состоявшуюся обеденную беседу. Но никто, кажется, не замечает этого. Кир поднимается, выключает приемник, где как раз начинается симфоническая музыка, и оставляет футбольный репортаж на кухне. Затем возвращается к столу, и снова глядит на дядину шею. Шея из гладкой и розовой становится потной.

- Кушайте, Семен Семеныч, - наконец, с довольно большим опозданием, говорит мать, глядя на дядю Сему и, видно, заметив его спадающую активность, когда он, откинувшись на спинку стула, и едва переводя дух, произносит неопределенное «Да».

- Да,- через минуту снова говорит он, - Шампиньоны. Мы в детстве в деревне таких не брали. Все больше, бывало, белые, подберезовики. И Кир с удивлением смотрит на чистые ногти дяди на коротких пальцах, и почему-то не может отвести глаз от белых манжет, виднеющихся из-под рукавов пиджака.

- Семен Семеныч, вы бы разделись. Жарко. Одели бы тенниску, - опять почему-то с удовольствием, говорит Кир. И сам замечает это.

- Да, - в третий раз говорит Семен Семеныч, - Шампиньоны, а вкусно. Надо Ангелине сказать.

Кто такая Ангелина, Кир не знает, но спрашивать не хочет. Ему все равно.

Наконец, наступает минута, когда Семен Семеныч уже не ест, не пьет, и даже не говорит «Да». Он достает из внутреннего кармана пиджака пластмассовый набор зубочисток, и кладет на стол самую маленькую из них. Это, наверное, смотря по тому, у кого, какие дырки в зубах, догадывается Кир. Значит, маленькие, а то достал бы большую, думает Кир теперь уже о зубах дяди Семы, и удивляется, что такие крупные, желтые, без единого пятнышка, зубы, оказывается, тоже не без изъяна. Потом вспоминает, что зубочистка предназначена еще и для того, чтобы очищать полости между зубами. И сразу забывает об этом.

То ли от целого дня, проведенного на море, то ли от обилия удовольствия, полученного за обедом, Кира начинает мутить. Еще немного он остается за столом, но через несколько минут, извинившись, сославшись на занятия, уходит, несмотря на то, что за столом завязывается некое подобие беседы.

- Значит, завтра идем?- вопросительно смотрит в последнее мгновенье на него дядя. - В двенадцать?

- Идем, - говорит Кир, уже из передней, направляясь на улицу, за дом, где в нагретом солнцем сарае, на непиленных еще на зиму дровах, намерен поразмышлять, что он знает о живой материи и раздражении.

С утра море было голубее, спокойнее и безнадежнее, чем вчера. Решив дождаться ветра на берегу, Кир, сидя на песке, рядом с серфером, видел, как светлеет нагреваемый солнцем, влажный, с утра, песок , как колеблется над ним, вместе с кварцевым теплом, воздух. Если лечь на песок и долго смотреть сквозь это дрожание, то небольшой бугорок

quentin

песка кажется прибрежной дюной, а коричневый, красноглазый жук - большим и значительным.

У подножия дюны, где растут несколько травинок, похожих сейчас на древние папоротники, высотой с человека – небольшое отверстие, вход. Недалеко от входа - жук, которого несколько минут не было видно. Жук медленно, часто останавливаясь и как-то неестественно неся на весу заднюю половину тела, тащил на спине веточку, казавшуюся Киру среднего размера бревном. Делал жук это долго. И Кир хорошо успел разглядеть его. Кроме коричневых надкрыльем и красных глаз, у жука было довольно вислое зеленое

брюшко, неправдоподобно длинные, зеленый и коричневый, усы, и бурые пушистые лапки. Только сейчас Кир увидел, что лапок всего три. Правой, задней, не было. Вот почему он держится, будто навесу, подумал Кир.

До входа в убежище жуку оставалось немного. Теперь бревно лежало не поперек спины, как раньше, а вдоль, что, несомненно, было легче. Время, от времени останавливаясь, чтобы передохнуть, Красноглазый, все также, держась на трех ногах навесу, старался удерживать в равновесии еще и бревно, что требовало усилий. В какую-то минуту далеко выступающее за обе оконечности его тела бревно этого равновесия лишилось и, предоставленное самому себе, скатилось на землю, придавив жуку теперь уже и переднюю лапу. Выбравшись потихоньку из-под бревна, он некоторое время не поднимался. Только активно шевелил своими разноцветными усами. Плохо твое дело, глядя на жука, подумал Кир.

Но тут неизвестно откуда появились два других жука. У них не было красных глаз и таких красивых коричневых надкрыльев. С ног до головы они были серо-черными, без единого яркого пятна. Подхватив ветку Красноглазого, лежавшую с ним рядом и казавшуюся Киру бревном, жуки уложили ее себе на спины, на обе сразу, и проворно понесли к отверстию дюны. Через некоторое время появились снова.

Теперь черных было много. Они шли издалека, длинной, живой чередой, неся, кто веточку, кто травинку, кто пушок одуванчика, и, подходя к все еще лежащему на песке Красноглазому, молча кланялись, не поднимая глаз. Будто выражая сочувствие или почтение. Затем следовали дальше.

Когда по направлению к Дюне со стороны Большого Песка потянулась длинная очередь жуков-носильщиков, Кир с удивлением увидел, что Красноглазый уже не лежит на том месте, где его постигло несчастье. Как-то сумев подняться, он стоял теперь на небольшом возвышении, время, от времени принимая самые живописные позы.

Все, проходящие мимо, кланялись ему, и шли дальше. Кланялись, и шли дальше... И каждый раз Красноглазый то поднимал один и опускал другой ус, то принимая очередной поклон, благосклонно пропускал кого-нибудь, то единственной оставшейся передней лапкой слегка поправлял веточку на спине какого-нибудь носильщика. И за это носильщик кланялся дважды. Ишь, уверовал, подумал Кир. И вспомнил про сознание, которое иногда определяет бытие. Философ, подумал еще раз Кир. На то он и жук, усмехнулся в нем кто-то. И этот кто-то вдруг вспомнил дядю Сему. Ну, и ничего общего, вслух подумал Кир, будто что-то приказал самому себе Да и вообще, я, кажется, слегка несправедлив к нему. Надо показать ему ягодник, тем более, что ветра, похоже, и сегодня не будет, - повернул Кир голову к горизонту.

- Ну вот, вы опять не о том, Маша, - тут же обернулся Кир совсем в противоположную сторону. – Вы же совершенно не знаете моего зятя.

По самому краю песка шли две вчерашние старушки в панамах. Та, которая была ближе к Киру, узнав его, сделала легкий кивок. Кир ответил полупоклоном, и вспомнил, что скоро должен прийти Дементий.

quentin

- Видела я твово зятя. Мужик, как мужик, - сказала другая старушка, что-то подняв с песка. И обе остановились.

- Да, Маша, - через некоторое время снова сказала первая старушка, - Но это – не главное, что он, как вы говорите, мужик. Он – удивительный человек. Знаете, он говорит, что есть такие минуты, когда человек не может лгать даже самому себе. Вдруг наступает момент, когда все становится таким ясным, таким понятным. Вот – будто букашка в кусочке вашего янтаря. Понимаете, человек виден даже самому себе. Как на ладони. И не может пойти против себя, против своей сути. В сущности, он ведь так и поступил, мой зять. Когда ему за одну сделку предлагали кафедру, он отказался. А ведь у него для этого есть все – опыт, научное звание.

-Ну и что он выгадал? – спросила другая старушка, снова наклонившись и сделав два шага в направлении, противоположном от Кира.

- Да он, собственно, и не выгадывал, как вы говорите. Он просто не мог. – А если бы смог, - все дальше и дальше уходили старушки...

Тяжелая волна, обдав Кира соленой пылью, заставила его подняться с песка. На прибойной полосе то здесь, то там снова стали появляться тайфунчики, словно маленькие смерчи, кружащие все, что попадалось – кем - оставленную газету, засохший букет полевых ромашек, еще недавно даренный кому-то, ленту для волос.

Новая, такая же сильная волна, как та, что была только что, обдала Кира с ног до головы.

За ней стали приходить, разбиваясь о берег, другие, еще более мощные волны.

Не прошло и получаса, как в воздухе появился особый призвук большого, пришедшего издалека, ветра.

Теперь Кир торопился. Лежа на доске, ему нужно было заплыть подальше в море, чтобы там, дождавшись большой волны и вскочив на доску, как лыжник, на ноги, подняться на самый ее гребень, и, если повезет, на мгновенье, оторвавшись от нее и зависнув в воздухе, увидеть Атлантику. И крикнуть в эти несчитанные секунды «О, Кей!»

синему Гроту и красному Стакселю. И только потом, все еще продолжая скользить по склону водяного гребня, помчаться к берегу. Он знал, что будет делать это до тех пор, пока ни увидит яхту. А вдруг яхты уже нет в море, неожиданно подумал Кир, и удивился, что не подумал об этом раньше. Вдруг она давно стоит где-нибудь в гавани. А яхтсмен и

вовсе на берегу, не мог отделаться он от этой мысли. Теперь он этого не исключал. Но, во- первых, прошло чуть больше трех дней, а Атлантику за это время на яхте пересечь невозможно, продолжал размышлять Кир. И во-вторых, Атлантика тогда была видна до самого «того» побережья. Значит, он должен увидеть яхту, где бы она ни была. Он должен сделать это не только потому, что хотел взглянуть еще раз на так похожего на него самого, как ему казалось, мальчишку, не только потому, что хотел доказать себе, что не боится волны, как бы высока она ни была, но еще и потому, что очень хотел, чтобы тот, на яхте, знал, что он, Кир, его понял. Для этого много не надо, думал Кир, достаточно только

крикнуть «О, Кей!».

Когда темно-зеленая масса воды, катившаяся на него вместе с горизонтом, была уже недалеко, Кир понял – это не то, что ему было нужно.

У этой волны не было ни той силы, ни той скорости, ни того высокого, сверкающего близостью к солнцу гребня, как у той, что была три дня назад. Она была не столько высока, сколько обширна. И, казалось, катила на Кира саму линию горизонта. Когда горизонт будто оказался рядом, Кир без труда вскочил на ноги, и на уже повернутом в обратную сторону снаряде помчался к берегу.

Задолго до береговой полосы волна стала заметно спадать, пока у самого песка ни стала совершенно плоской. Наката не получилось.

Кир снова вернулся в море.

Администратор запретил отвечать гостям на сообщения! Для регистрации пройдите по ссылке: зарегистрироваться