Перейти на ProzaRu.com Проза-форум: общение без ограничения
Пишите, общайтесь, задавайте вопросы.
Предполагаемые темы: проза, литература, стихи, непризнанные авторы и т.д.
 Поиск    Участники
Сегодня: 29.03.2024 - 12:11:01.
   Проза-форум: общение без ограничения -> Литература -> Осмислення і розуміння.
Автор Сообщение

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0
Невідомі та широко відомі літературні коріння, що формують суб'єктивну реальність, або відображають її прояви в справах і вчинках.
Сообщение # 1. Отправлено: 03.08.2015 - 12:00:10

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0
Баба в церкві.

Степан Руданський.


Прийшла в церкву стара баба,

Свічок накупила;

Де була яка ікона,

Всюди поліпила.


Іще пара остається,

Де їх приліпити?..

«Ага! – каже.– Пошукаю

Святого Микити!»


Найшла баба і Микиту –

Святий чорта ціпить!..

Баба їдну йому ставить,

Другу чорту ліпить…


Видять люди й розважають,

Щоби не ліпила;

«Що ти, бабо,– кажуть,– робиш?

Та ж то вража сила?..»


Але баба обернулась:

«Не судіте, люди!

Ніхто того не відає,

Де по смерті буде…


Чи у небі, чи у пеклі

Скажуть вікувати;

Треба всюди, добрі люди,

Приятелів мати».

18 апреля [1858].
Сообщение # 2. Отправлено: 03.08.2015 - 12:03:27

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0
Чудо в седьмой день кущей.

Шолом АЛЕЙХЕМ

Железнодорожные рассказы.

Записки коммивояжера.



Источник: Собрание сочинений, том пятый

ГИ художественной литературы,

Москва, 1961





Чудо в седьмой день кущей



— «Чудо в седьмой день праздника кущей», — так назвали у нас железнодорожную катастрофу, которая произошла в седьмой день кущей после «приговора»*. И стряслось все это вот здесь, в нашем Гайсине, то есть не в Гайсине, а за две остановки до него — на станции Соболевка.

Вот так, степенно, не спеша, принялся мне рассказывать гайсинский купец, по-видимому весьма солидный человек, о катастрофе, происшедшей у них на узкоколейке, где поезд называют «праздношатающимся» (о нем я уже рассказывал вам раньше). А так как купец рассказывал мне эту историю, сидя в этом самом «праздношатающемся», которому всегда не к спеху, а в вагоне было нас всего лишь двое, — он расстегнул, как полагается, все пуговицы, развалился, как у отца в винограднике*, и говорил не торопясь, смакуя каждое слово, поглаживая при этом свой животик и посмеиваясь от удовольствия, которое, по-видимому, доставлял ему его рассказ.

— Вы ведь едете в нашем «праздношатающемся», слава богу, уже вторую неделю, значит, знаете его манеру. У него такое обыкновение — прибудет на станцию, станет и уж никак не распрощается с ней. По расписанию ему, понятно, положено стоять определенное время. Например, на станции Заткевичи его стоянка — час пятьдесят восемь минут, на станции Соболевка, о которой я рассказываю, —ему надо стоять час и тридцать две минуты, ни секунды больше. Но пусть ему будет столько болячек, сколько лишних минут он простаивает и в Заткевичах и в Соболевке сверх двух, а то и сверх трех часов. Все зависит от того, сколько времени занимают «маневры». А что у «праздношатающегося» называется «маневрами», вам ведь нечего рассказывать. Выпрягают паровоз из оглобель, и вся бригада — кондуктора, машинист, кочегар — садится с начальником станции, жандармом и телеграфистом пить пиво — бутылку за бутылкой.

Ну, а что делают пассажиры во время «маневров»? Да вы и сами видели, что они делают. Не знают, куда деваться, бьются головой о стенку: кто зевает, кто, забившись в угол, дремлет, а кто прохаживается, заложив руки за спину, по платформе и тихонько напевает.

И должно же произойти такое на станции Соболевка во время «маневров»! Стоит однажды утром в седьмой день кущей, заложив руки за спину, обыкновенный любопытствующий еврей из Соболевки и глазеет на отцепленный паровоз. Что, однако, нужно здесь соболевскому еврею? Ничего. День праздничный, помолился в свое удовольствие, отбил гейшайнес;* сходил домой, поел; на душе полупразднично-полубуднично, судьба его там, наверху, подписана, дома делать нечего, вот он взял палочку и побрел на вокзал встречать поезд.

Встречать поезд — это, должны вы знать, обычное занятие в нашем краю. Настает время прибытия поезда, и все мчатся на вокзал в надежде кого-нибудь встретить. Кого встретить? Что встретить? Теплицкого еврея, ободивковскую еврейку, голованивского священника? Тоже мне счастье! И все же идут. Правда, железная дорога была еще тогда в диковинку, «праздношатающийся» только что пошел, и было на что поглядеть и что послушать. Как бы там ни было, утром в седьмой день праздника кущей после «приговора», как я уже говорил вам, стоял полупразднично-полубуднично настроенный соболевский еврей с палочкой в руке и глазел на выпряженный из оглобель паровоз.

Ну и что же? Кому какое дело, если соболевский житель стоит и разглядывает паровоз? Пусть себе стоит на здоровье. Так нет же! Должен найтись среди пассажиров священник из здешних мест, из Голованивска. Это недалеко от Гайсина. Нечего делать — вот и расхаживает священник по платформе, как все прочие, заложив руки за спину, и тоже останавливается перед паровозом.

«Послушай-ка, Юдко! — обращается священник к еврею. — Чего ты здесь не видал?» Отвечает ему сердито еврей: «Почему это Юдко? Меня зовут не Юдко, а Берко». — «Пусть будет Берко. Что ты здесь глазеешь, Берко?» — «А вот стою и разглядываю божье чудо, — отвечает еврей, не сводя глаз с паровоза. — Как будто совсем пустяк, чепуха — стоит повернуть один винтик сюда, другой туда — и такая махина начнет ходить». Тогда священник вновь обращается к нему: «Откуда ты знаешь, что, если повернуть один винтик сюда, другой туда, машина начнет ходить?» — «А если б не знал, зачем бы я говорил?» — «Кугл* ты знаешь как едят, — говорит священник, — вот что ты знаешь». Не мог стерпеть такого поношения еврей (соболевские евреи все с амбицией). «Ну-ка, батюшка, потрудись взобраться со мной на паровоз! — говорит еврей. — Я тебе в момент растолкую, почему паровоз ходит и почему останавливается». Это задело священника не на шутку. Как? Этот еврейчик будет ему объяснять, почему паровоз ходит и почему останавливается?! И он сердито говорит: «Лезь, Гершко, на паровоз!» — «Я не Гершко, а Берко», — поправляет его еврей. «Пускай Берко. Полезай, Берко!» — «Что значит полезай? — спрашивает еврей. — Почему мне лезть? Полезай сначала ты, батюшка!» — «Да ведь ты меня учишь, а не я тебя, — ядовито говорит священник, — значит, тебе первому и лезть». Одним словом, спорили они, спорили, наконец кое-как оба взобрались на паровоз, и соболевский еврей принялся объяснять священнику всю премудрость машины, затем тихонько тронул один рычаг, другой, и раньше, чем они опомнились, паровоз тронулся с места и, к их великому ужасу, пошел.

Сейчас как будто самая пора оставить еврея и священника на паровозе, — пускай себе мчатся на здоровье, мы же тем временем займемся одним из них. Кто он, этот Соболевский еврей, который набрался смелости и полез вместе со священником на паровоз?

Берл-уксусник — так зовут еврея, о котором я здесь рассказываю. Почему его зовут уксусником? Потому что он изготовляет самый лучший уксус в нашем крае. Профессия эта досталась ему по наследству от отца, но он достиг в ней особого искусства, придумав, как он говорит, машину, которая дает самую лучшую эссенцию. Будь у него время, он мог бы снабдить уксусом целых три губернии, как он заявляет, но нужда его не заедает, а богатства он не ищет. Вот каков наш уксусник! Нигде не учился, а знает всякое тонкое ремесло и сведущ в машинах. Откуда же это у него? Тут можно и самому догадаться. Изготовление уксуса похоже на винокурение, а винокурение пахнет заводом. На заводе же, говорит он, почти такие же машины, как на паровозе. Завод, говорит Берл, свистит, и паровоз свистит. Какая же тут разница? Главное, говорит Берл, размахивая руками, это сила, которую дает машине топка. От топки нагревается котел, вода начинает кипеть, толкает, говорит, вал, и колеса начинают вертеться куда угодно. Хотите вправо — поверните регулятор вправо, хотите влево — поверните регулятор влево. Это так, говорит, просто, что проще и быть не может... Теперь, когда я вас познакомил с Соболевским евреем, вы, надеюсь, получили ответ на множество ваших недоуменных вопросов, и мы можем вернуться к катастрофе.

Надо ли вам рассказывать о панике, которая поднялась среди пассажиров на станции Соболевка, об ужасе, охватившем людей, когда они увидели, как их паровоз безо всякой причины сам по себе ринулся вперед с невиданной быстротой? Думаю, вы это сами понимаете. Ну, а переполох в бригаде?! Поначалу она бросилась бежать за паровозом, хотела, видно, поймать его за хвост. Вскоре, однако, люди убедились, что их труд напрасен. А паровоз как назло мчался теперь словно бешеный. Ни разу еще с той поры, как пошел «праздношатающийся», не случалось, чтобы паровоз несся с такой скоростью. Окончательно убитая бригада возвратилась на станцию с пустыми руками. А вернувшись, она вместе с начальником станции и жандармом составила протокол, зачем разослала по линии депешу: «Ушел паровоз без прислуги. Примите меры. Телеграфьте!»

Легко представить, какую панику вызвала телеграмма на линии! Во-первых, ее не поняли. Что это значит — ушел паровоз без прислуги? Как может сам паровоз уйти? А во-вторых, что означает — примите меры? Какие тут можно принять меры, кроме рассылки телеграмм? И полетели по всей линии телеграммы. Телеграф работал как бешеный. Станции без конца переговаривались между собой, и вскоре страшная весть докатилась до городов и местечек края. И тогда только началось форменное светопреставление. У нас в Гайсине, к примеру, уже подсчитали, сколько человек убито. И суждена ведь несчастным такая страшная смерть! И когда?! Как раз в седьмой день кущей, после «приговора»! Так уж, видно, было решено на небесах!..

Толки подобного рода можно было услышать в Гайсине и в любом местечке вокруг него. Не описать наших страданий и мук. Но все это не идет в сравнение с муками несчастных пассажиров, которые остались на станции Соболевка, яко овцы без пастыря, — без паровоза посреди дороги. Как быть? Что делать? Куда кинуться? Разве только проторчать последние дни праздника здесь, в местечке? Ах, загубленный праздник кущей!.. И пассажиры сбились в одном углу и принялись обсуждать свое положение и судьбу «беглеца», как они назвали сбежавший паровоз. Кто знает, что еще с ним случится? Шутка сказать — летит по линии этакая машина, одна-одинешенька! Ведь где-нибудь с «беглецом» неминуемо столкнется встречный «праздношатающийся», идущий из Гайсина на Соболевку. Что будет с теми пассажирами? И воображение рисует страшное столкновение с обычными подробностями большой железнодорожной катастрофы. Людям явственно видятся опрокинутые вагоны, раскатившиеся колеса, человеческие головы, изуродованные ноги, оторванные руки, растоптанные, окровавленные чемоданы... И вдруг телеграмма! Прибыла депеша из Затковичей. Что там? А в ней написано: «Мимо Затковичей со страшной скоростью проскочил паровоз, на нем два человека. Один с виду еврей, другой — священник. Оба махали руками, ничего не поняли. Паровоз промчался на Гайсин».


Сообщение # 3. Отправлено: 07.09.2015 - 22:31:57

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0


Тут-то и началась самая кутерьма. Что сие значит? Еврей и священник на сбежавшем паровозе! Куда они сбежали? Зачем? И кто этот еврей?.. Стали разнюхивать, расспрашивать у одного, у другого — дознались: еврей этот местный, из Соболевки. Кто такой? Вы его знаете? Что за вопрос! Берл-уксусник из Соболевки. Откуда известно, что это он? Известно! Соболевцы клянутся, что сами видели, как он стоял со священником у отцепленного паровоза и размахивал руками. Ну, что же это творится? Какие дела у еврея со священником и зачем ему понадобилось стоять с ним да еще размахивать руками? Болтали так долго, пока наконец история эта не докатилась до самой Соболевки. И, хотя от станции до местечка рукой подать, событие это, переходя от одного к другому, беспрерывно видоизменялось, так как каждый добавлял что-нибудь свое. Когда же история со священником добралась до домика Берла, она выглядела так дико, что горемычная жена уксусника падала раз десять в обморок и пришлось вызывать врача. А на станцию из местечка высыпало народу, как звезд в ясную ночь, и поднялся такой гвалт, что начальник станции отдал жандарму распоряжение очистить перрон от соболевских жителей. Ну, а раз так, то и нам нечего здесь делать. Давайте лучше посмотрим, что происходит на сбежавшем паровозе; как себя чувствуют еврей и священник на «беглеце».

Однако легко сказать — что делается на сбежавшем паровозе! Кто может знать, что там происходит? Тут уж приходится верить соболевскому уксуснику на слово. Он рассказывает о своем путешествии такие чудеса, что если бы это даже наполовину было правдой, то и того достаточно. Но, насколько я знаю, этот уксусник из Соболевки не любит преувеличивать.

Поначалу, когда паровоз тронулся, рассказывает Берл, он почти ничего не помнит, что с ним было. И вовсе не с перепугу, а главным образом потому, что он не мог понять, отчего паровоз не слушается его. По правилам, говорит он, после того как второй раз крутанешь регулятор, паровоз должен немедленно остановиться, а он вместо того понесся пуще прежнего, точно тысяча чертей толкали его в спину. Паровоз мчался с такой скоростью, что телеграфные столбы мельтешили у Берла в глазах, точно мухи, кружилась голова и подкашивались ноги. Немного погодя, когда он опомнился, ему пришло в голову, что паровоз должен иметь тормоз, задерживатель такой, которым его можно в любой момент остановить. «Есть тормоз ручной и есть воздушный», — поясняет Берл-уксусник и показывает руками, что сие значит. Это такое колесико, которое, если его как следует крутануть, прижмет рычаг, и колеса сами остановятся. «Не пойму, — говорит он, — как это могло вылететь у меня из головы». И Берл мгновенно кинулся к колесику, чтобы повернуть его вправо. Но тут его кто-то схватил за руку: «Стоп!» Кто же это? Представьте, священник, полумертвый, еле шевелит губами. «Что хочешь делать?» — спрашивает он с дрожью в голосе. «Ничего, — отвечает Берл, — хочу остановить машину». — «Упаси тебя бог прикоснуться к машине! — заявляет священник. — А не послушаешься, схвачу за шиворот да швырну с паровоза — сразу забудешь, что тебя звали когда-то Мошкой». — «Не Мошка, а Берка», — поправляет Берл и собирается объяснить ему значение колесика, называемого тормозом. Но противный поп и слышать не хочет. «Хватит крутить! — твердит он. — Ты уж и без того достаточно накрутил, чтоб тебя всего перекрутило, проклятущий человек! Лучше б ты себе шею свернул до того, как свалился на мою голову!» — «Ты, батюшка, видно, думаешь, — замечает Берл, — что мне моя жизнь не так дорога, как твоя тебе!» — «Твоя жизнь?! — отвечает желчно священник. — Чего стоит собачья жизнь?!» Это задело Берла не на шутку, и он принимается отчитывать священника так, что тот запомнит надолго. «Во-первых, — заявляет Берл, — и собаку тоже жалко. По нашим законам и собаки нельзя тронуть. Все живое нуждается в сострадании. А во-вторых, чем это моя жизнь хуже пред господом богом любой другой жизни? Разве не происходим все мы от прародителя Адама и разве не возвращаемся в одну и ту же землю? А теперь, — добавляет Берл, — замечай, батюшка, разницу между мной и тобой: я делаю все возможное, чтобы паровоз остановить, значит, забочусь о нас обоих, а ты до того рассвирепел, что готов сбросить меня с паровоза, то есть хочешь убить человека». И еще немало подобных прекрасных слов говорил Берл, читал всяческую мораль, приводил притчи, так что священника чуть не хватил удар. Разговаривая таким манером, они оба вдруг увидали пред собой станцию Затковичи, начальника станции и местного жандарма на платформе. Тут и Берл и священник принялись махать руками. Никто, однако, не понял, чего они хотят, и «беглецу» пришлось мчаться дальше, на Гайсин. «Теперь, — рассказывал Берл, — священник стал гораздо мягче, но прикоснуться к машине все же не давал». Внезапно священник обратился к Берлу: «Ответь-ка мне, Лейбка, на один вопрос». — «Меня зовут не Лейбка, а Берко», — поправил уксусник. «Пускай Берко, — кивнул священник. — Ответь-ка мне, Берко, согласен ли ты спрыгнуть вместе со мной с паровоза?» — «Зачем? — спросил Берл. — Чтобы, упаси боже, разбиться насмерть?» — «А мы все равно разобьемся насмерть», — заявил священник. Тогда Берл спросил: «Откуда это тебе известно? Это еще надо доказать. Если бог захочет, он ого-го что может сделать!» — «Например?» — спросил священник. «А вот я тебе скажу, батюшка, — ответил Берл. — У нас, евреев, сегодня седьмой день кущей. В этот день каждому человеку, каждой твари утверждается на небесах его судьба — жить им или умереть, а если умереть, то какой смертью. Ну, так вот — судил мне бог умереть, тут уж ничего не попишешь. Какая же мне разница, умру я, спрыгнув с паровоза, на самом паровозе или меня гром убьет?

Ну, а на ровном месте, — продолжал Берл, — разве нельзя поскользнуться и расшибиться насмерть, если на то божья воля? Но если мне начертали сегодня жить, зачем же я стану прыгать?»

«Что вам сказать? — продолжает Берл-уксусник свой рассказ и клянется такими клятвами, что даже выкресту можно было бы поверить. — Не помню, как это случилось, но, когда мы приблизились к Гайсину и уже увидали заводскую трубу, паровоз вдруг замедлил ход, стал идти тише, тише и наконец совсем остановился. Отчего это? Да, видно, в топке не стало угля, а когда на паровозе, — говорит Берл, — кончается топливо, вода перестает кипеть, колеса перестают вертеться, и всему конец. Точно, говорит, как если б человеку, не про вас будь сказано, не давали б кушать». Конечно, Берл тут же сказал священнику: «Ну, батюшка, что я тебе говорил? Если б создатель не присудил мне сегодня жить, кто знает, на сколько хватило бы в паровозе топлива и где бы мы с тобой сейчас были». А священник, рассказывает Берл, стоит, опустив глаза, и молчит. Да и что ему, бедняге, говорить?! А прощаясь, священник подошел к Берлу и протянул руку: «Прощай, Ицко». — «Я не Ицко, а Берко», — поправил уксусник. «Пускай Берко, — заявил священник. — Послушай, Берко! Я и не знал, что ты такой...» И больше уксусник ни слова не услышал от него, так как священник, подхватив полы своей рясы, быстро зашагал назад по дороге, видать, в свой Голованивск. А Берл двинулся прямо в город, к нам, в Гайсин. У нас он провел эти праздники, вознес молитву об избавлении от беды, рассказал не меньше тысячи раз свою историю от начала до конца, дополняя ее каждый раз новыми чудесами и приводя все новые и новые подробности. Всякий тащил соболевского уксусника к себе домой, желая видеть его гостем у себя за праздничным столом, а кстати послушать от него самого о чуде в седьмой день кущей. И, как вы уж понимаете, это был у нас настоящий праздник! Всем праздникам праздник!
Сообщение # 4. Отправлено: 07.09.2015 - 22:33:24

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0
Мой блог. http://snakingtrails.bloglit.ru/
Сообщение # 5. Отправлено: 23.09.2015 - 08:00:20

Екатерина

член жюри, писатель




Тем создано: 0
Сообщений: 427
Репутация: 427 -+
Предупреждения: 0
Почему-то у меня не получилось зайти в Ваш блог, Александр. Наверное, что-то с интернетом не то... Жаль, хотелось познакомиться с Вашим творчеством получше. Буду пытаться, может с следующий раз повезет
Сообщение # 6. Отправлено: 23.09.2015 - 18:25:10

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0
Екатерина С творчеством проще познакомиться здесь http://www.proza.ru/avtor/aleksandrkasko или более полно здесь http://www.stihi.ru/avtor/aleksandrkasko
В блог входить не обязательно. Страницы открыты и перелистываются внизу слева. При желании оставить комментарий он отправляется на утверждение. Блог начат несколько дней назад. Творчества там маловато, не успел, больше всяких заметных разностей и пикантностей. При желании иметь там переписку и общение, необходимо открыть свой блог на блоглит и войти в друзья.
Я новичок, многое там мне самому в диковинку. С вопросом можно всегда обратиться к администрации.
Сообщение # 7. Отправлено: 23.09.2015 - 22:03:26

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0
Екатерина
Нашёл интересный способ, как вы можете прямо из форума читать блог. Заходите на форуме в "Лит. блоги" в самом верху в центре, в открывшемся окне слева внизу нажимаете на в любой записи название блога жёлтым цветом, в моём случае "snaking trails". Сразу попадаете в блог и можете его читать.
Сообщение # 8. Отправлено: 25.09.2015 - 17:01:16

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0
28 ноября исполняется 100 лет со дня рождения Константина Симонова. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Сталинской премий, награжденный множеством орденов и медалей, он — признанный советский писатель. Эпитет «советский» в данном случае еще характеристика его мировоззрения. Симонов принимал участие в кампании против Ахматовой и Зощенко, в травле Пастернака, подписывал письма против Солженицына и Сахарова. И тем не менее главный редактор «Литературной газеты» и журнала «Новый мир», автор стихотворений, романов и пьес («Дни и ночи», «Двадцать дней без войны», «Парень из нашего города» и многих других) Симонов одним из первых стал говорить о войне простым человеческим голосом. И вовсе не случайно из всего им написанного в первую очередь вспоминаются эпопея «Живые и мертвые» и стихотворение «Жди меня», посвященное актрисе Валентине Серовой (его второй жене). С этим стихотворением и связаны последующие обвинения в плагиате.
«Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, —
Просто ты умела ждать,
Как никто другой».
Дочь поэта Мария вспоминала: «Оно было написано в начале войны. В июне-июле отец как военкор был на Западном фронте, чуть не погиб под Могилевом, а в конце июля ненадолго оказался в Москве. И, оставшись ночевать на даче у Льва Кассиля в Переделкине, вдруг в один присест написал "Жди меня". Печатать стихотворение он сначала не собирался, считал его слишком личным и читал только самым близким. Но его переписывали от руки, и когда один из друзей сказал, что "Жди меня" — его главное лекарство от тоски по жене, Симонов сдался и решил отдать его в печать. В декабре того же 1941 года "Жди меня" опубликовала "Правда", а в 1943-м на экраны вышел одноименный фильм, где мама сыграла главную роль».
Вроде бы все просто. Но в 2000-х в интернете стал гулять новый текст:
«Жди меня. Я не вернусь —
это выше сил.
Если ранее не смог —
значит — не любил.
Но скажи, зачем тогда,
уж который год,
я Всевышнего прошу,
чтоб тебя берег.
Ждешь меня? Я не вернусь, — не смогу.
Прости, что стояла только грусть
на моем пути.
Может быть,
средь белых скал
и святых могил
я найду
кого искал, кто меня любил?
Жди меня. Я — не вернусь!»
В качестве возможного автора стихотворения указывался Николай Гумилев. Комментарии сводились к следующему: якобы у Анны Ахматовой в архиве был автограф стихотворения, она прислала его Симонову, а Симонов, Гумилева не любивший, публиковать его не стал, но потом им воспользовался и написал свою версию. Никаких более или менее внятных подтверждений этой гипотезы нет. Из чего следует, что это миф, что Гумилев этого стихотворения не писал. Но тогда кто?
Недолгие поиски в сети выведут любопытного читателя на имя некоего Владимира Цехановского. То есть стихотворение принадлежит ему и написано было не до, а после Симонова. Собственно, и все.
Но не совсем. Есть еще одно любопытное свидетельство критика Валерия Аграновского. Он вспоминает рассказ журналиста Залмана Афроимовича Румера. В послесталинскую эпоху Румер был сотрудником «Экономической газеты», «Литературки», но до этого в 1938 году попал в лагеря. Он «проходил по делу Косарева, тогдашнего генерального секретаря ЦК ВЛКСМ, и был арестован «по личному указанию врага народа Берия», как не без гордости написал в автобиографии», «попал на Колыму с должности завотделом рабочей молодежи и члена редколлегии "Комсомольской правды", причем, что называется, прямо от тоста за новогодним праздничным столом».
Так вот: «В декабре 1939 года, находясь в Колымских лагерях, Залман Афроимович попал в переделку, едва не стоившую ему жизни. Кто-то из товарищей по бараку показал ему листочек со стихами, написанными от руки и под названием, как вы уже догадываетесь, «Жди меня», причем неизвестного автора. Румеру стихи понравились искренностью, он взял листочек себе, а через сутки или двое стукнули, как и положено в таких случаях, «куму» (спецоперу). Тот вызвал к себе Румера: чьи стихи, как появились в зоне, кто передал, кому сам показывал — полный допрос с составлением протокола. То, что стихи «лагерные», что посвящены именно политическим, а не каким-нибудь бытовикам или уголовникам, ни у «кума», ни у Залмана Афроимовича сомнений не было да и быть не могло. Прикинув, что ему шьется новое дело и оно может стать групповым (если в нем замешаны хотя бы два человека), Румер, избегая большей беды, решил «признаться»; никто мне листочек не давал, я тоже никому не показывал, а стихи написал, извините, гражданин начальник,— я! «Кум» признанием удовлетворился, экспертиз проводить не стал, признание и без того царица доказательств (а тут и вовсе похоже: все они, бывшие журналисты, и на воле стишками баловались, кто ж того не знает!), быстро оформил дисциплинарное дело на Румера и тут же закрыл его пятнадцатью сутками ШИЗО (штрафного изолятора). Прошло после этого эпизода года два, уже шла война, «кум» перебрался подальше от фронта в начальники лаготделения и вдруг однажды вызывает к себе Румера, показывает ему какую-то центральную газету: что же ты, так твою так, чужое присваиваешь, это ж стихи товарища Симонова, и называются так же! И еще пять суток не пожалел для Румера с кружкой кипятка и пайкой липкого серого хлеба в день».
«Вернувшись после реабилитации в Москву и встретив как-то Симонова в редакции, Залман Афроимович специально познакомился с ним, чтобы сказать, как он это всегда делал, совершенно серьезно и даже без намека на шутку: "Нехорошо, Константин Михайлович, присваивать чужие стихи" — "В каком смысле?" — "Так ведь ваши "Жди меня" я написал!" И выложил всю колымскую историю. Я, конечно, спросил, какова была реакция Симонова. "Нормальная была реакция, — ответил Румер, — пошли тут на угол в "Нарву", я поставил Косте сто пятьдесят, а он — мне. Соавторы! Ну, еще на "ты" выпили, на брудершафт"».
Если верить этому свидетельству Румера, то получается, что симоновское стихотворение адресовано одному из норильских заключенных, что оно и не военное вовсе. В нем действительно о войне как таковой ничего не говорится. Прочтение стихотворения задается контекстом, который настолько тесно со стихами связывается, что практически исключает другую интерпретацию. Но с другой стороны, именно благодаря видимой несвязанности своей с войной, с реалиями военных будней стихи Симонова обретают силу. Они говорят о большем, как любые настоящие стихи, то есть из сочинения на случай, напечатанного в «Правде», превращаются в подлинную поэзию.
Это не гумилевские стихи, и вряд ли они адресованы кому-то из гулаговских заключенных (хотя кто сегодня может поспорить с Румером?). Дело не в этом. Не стоит отнимать у Симонова того, что ему по праву принадлежит, не стоит думать, что прорвавшийся человеческий голос в стихотворении «Жди меня» пришел из другой эпохи или принадлежит кому-то другому. Нет. Он просто открывал то, что забылось, что было невостребовано и презираемо, как обращение «братья и сестры», как милосердие и прощение, как вера, надежда и любовь, — основы человеческого бытия и подлинного существования.
Время отметает чины и регалии, награды и почести, атрибуты призрачного признания, фантомы, которые вроде бы призваны увековечить человеческое имя. Все это в истории легко забывается. И остается немногое, или уж, по крайней мере, другое. В случае Симонова — это имя писателя-фронтовика, действительно войну пережившего и много сделавшего для тех, кто воевал.
Имя человека, который сохранил память о мертвых как залог мирного благополучия живых. Имя поэта, который написал одно из главных стихотворений военного времени, из этого времени шагнувшее в историю. Собственно, современные мифы и апокрифы это только подтверждают.
Сообщение # 9. Отправлено: 28.11.2015 - 23:56:23

Александр_Касько

поэт



Тем создано: 7
Сообщений: 611
Репутация: 611 -+
Предупреждения: 0
У меня появился свой полностью личный домен и сайт. Есть сложности с AdSence и Гуглом вообще, везде меня кошмарит модерация. Но во всём виноват лично я. Все трудности от непонимания и многочисленных ошибок. Буду упираться в эту машинку кошмаров. Понимаю Прозарукома, ой, как понимаю.
Если будет не лень, можете навещать меня на http://www.misty-trail.in.ua/ там всё ещё в самом начале. admin_misty и автор Misty Trail - это я. Писать в личку можно mistytrail1@gmail.com - почта автора, на почту админа домена не стоит. Там сейчас много работы со всякими разными штучками. Всё наладится, надеюсь.
Остаюсь на сайте. Никуда не ухожу. Помню только хорошее.
Сообщение # 10. Отправлено: 13.07.2016 - 17:15:12
Страницы:  1  
Администратор запретил отвечать гостям на сообщения! Для регистрации пройдите по ссылке: зарегистрироваться



2008-2024©PROZAru.com
Powered by WR-Forum©